Почему нашумевшая теория известного гуру Нассима Талеба вряд ли является «идеей всех идей», «откровением всем откровений».
Есть такой интеллектуальный задира, вовсю терроризирующий западную интеллигенцию — нью-йоркский финансист, православный христианин родом из Ливана Нассим Талеб. Во время финансового кризиса 2008–9 гг. все потеряли деньги, а он заработал состояние — благодаря тому, что шел «против шерсти» традиционных представлений о жизни. Этот человек — гений статистического анализа; он рассматривает все явления и процессы широкими, а не узко направленными и тенденциозно подобранными выборками — и методично развеивает в пух и прах выводы, диагнозы, тренды и модели, которые мерещатся другим в силу их зауженного взгляда на действительность.
Рынок растет на всех парах, радуются экономисты и политики — но в долгосрочном периоде он обязательно упадет, добавляет ложку дегтя Талеб. Уровень преступности и насилия исторически снижается, заявляют оптимисты и просветители — ан нет, в долгосрочном периоде все вернется на круги своя, подчеркивает Талеб. Мы открыли новую психологическую и социальную теорию, восклицают интеллектуалы-ученые — ваша теория гроша выеденного не стоит, огрызается Талеб, потому что закономерности, на которых она выстроена, излишне статистически оптимистичны и по большом счету высосаны из пальца.
В частности, одна из идей данного интеллектуального нигилиста, которая запала в душу ряду наших коллег, это понятие об «антихрупкости». Древний царь Митридат натренировал свой организм малыми дозами ядов — и поэтому, когда его действительно отравили, его подготовленный организм справился с этой атакой, и он выжил. Поэтому, говорит гений «противошерстного» подхода к жизни Талеб, нужно целенаправленно «совершать малые ошибки для того, чтобы не совершить одной большой». Нужно систематически «принимать яд малыми дозами», чтобы повысить свою устойчивость к «яду в больших дозах» — к кризисам, чрезвычайным происшествиям, крахам фондового рынка, войнам и катастрофам, незапланированным развитиям событий.
Некоторые наши коллеги приняли данную теорию весьма близко к сердцу, узрели в антихрупкости «идею всех идей», идею самой жизни — непрерывно мутирующей и экспериментирующей, чтобы приспособиться к условиям среды. И мы с этим пронзительным усмотрением смысла жизни согласны! Дарвин со своей идеей возникновения порядка из хаоса за счет естественного отбора действительно высказал теорию убийственной объяснительной силы. И циник, математик и финансист Талеб в определенном смысле сделал практические выводы из этого и предложил цепкое понятие — «антихрупкость» — и набор практик для того, чтобы воспользоваться «мудростью жизни» в повседневном и деловом контексте. Систематически производите ошибки, указал он всем руководителям, ученым, экономистам, таксистам, трубочистам, постмодернистам — всем-всем — и вы обуздаете реальность, с которой взаимодействуете. Случайности, которые раньше губили вас, вдруг станут не просто безвредны, но начнут приносить вам пользу.
С огромным уважением и пиететом отношусь к выводам финансово-статистического православного гуру. Более того, полностью их разделяю и сам их исповедую и проповедую направо и налево. И вместе с тем, исподволь гложет опасение, что Талеб завел природную аналогию — «антихрупкость» как «идею всех идей» — излишне далеко. Что если все-таки не все идеи мира опрятно причесываются под одну макроидею? Что если в мире больше одной идеи? Что если мы, люди вовсе не обязаны вести себя как природа, вовсе не обязаны во всем практиковать «теорию естественного отбора». Что если в нашем распоряжении есть еще и «неестественный/сверхъестественный отбор»?
Знакомый предприниматель недавно рассказывал нам, как он потратил жизнь на то, чтобы хоть как-то совместить упругость и твердость в своем продукте, сделанном из металла. Дело в том, что хрупкость есть неотъемлемая черта твердого. Либо у тебя есть твердое и хрупкое — либо упругое, но мягкое.
Идея Нассима Талеба состоит в антихрупкости, в упругости — то есть в мягкости. Кажется, где-то он приводит культовую цитату из древнекитайского «Дао дэ цзина»:
Если дерево не гнется — живет до первой бури.
Прочное, крепкое — считает дни.
Мягкое, податливое — считает столетия.
(Приводится здесь по переводу Олега Борушко)
И поэтому, все-таки, на мой взгляд, иногда антихрупкость плохой ориентир. Иногда нужна твердость, пусть она и будет хрупка. Как оценивать голодовку Любовь Соболь? Иногда нужен поступок, принцип, бескомпромиссность и несгибаемость. Как оценивать поступок Яноша Корчака или Клауса фон Штаффенберга? «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас». И даже если мир пусть и не прогнется под нас — иногда все равно лучше не прогибаться под него! В частности, в вопросе сотрудничества с Гитлером этого делать не следует.
Есть такая книга «Хрупкость добродетели». Добродетель уязвима — доверие подвержено браконьерству, благие намерения аду непредвиденных последствий, дружба и любовь предательству и т. д.
Талеб противопоставляет планирование (хрупкоделие) экспериментированию (антихрупкости), предполагая, что этим он исчерпал состав вариантов. Но где-то в книге у него мелькает еще и «неуязвимость». Помимо планирования и экспериментирования есть еще и действие на основе принципа — не попытка поймать за хвост будущее — а сознательное игнорирование будущего ради того, чтобы достойно поступить в настоящем.
Ведь беспокойство о будущем зачастую есть лишь способ, предлог для ухода от настоящей, действительной ответственности. Иногда нужно «выйти из комнаты» и не участвовать в том, что происходит, потому что, проявив гибкость, проявив антихрупкость — становишься сообщником. В этом и есть, на наш взгляд, ограничение, «хрупкость» антихрупкости — в том, что она неприменима, в том, что она подводит в самый ответственный момент, в момент принятия важнейших решений. Иногда у хрупкости есть достоинство, антихрупкости неведомое.
Алексей Пан
Источник: https://стратегическаясессия.рф/хрупкость-антихрупкости